— Ну ладно, не плачь. Поди ко мне, крошка, я тебя поцелую! — И она хотела обнять сына.

Но Пыжик терпеть не мог нежностей. Он передернул крыльями, да гак неловко, что столкнул мать с ветки. Все вокруг рассмеялись. А одуванчики так тряслись, что все поголовно растеряли свой пух и остались нагишом.

Чижиха провалилась в густые заросли крапивы и лопуха. Она больно обожглась и хотела поскорее выбраться, но услышала интересный разговор, который происходил между крапивой и лопухом, и задержалась.

Дело в том, что крапива и лопух были всеми признанные ученые педагоги. Они давно занимались наукой о том, как следует воспитывать детей, но советовали это делать по-разному и без конца спорили.

— Нужно жечь, нужно сечь! Нужно жечь, нужно сечь! — упрямо твердила крапива и показывала, как это следует делать. Ладони ее были усеяны густым жалящим волосом и сплошь покрыты грубыми мозолями.

А лопух безразлично махал своими лопоухими листьями и лениво повторял:

— Э-э, и так сойдет, э-э, и так вырастет! Сколько у меня знакомых лопухов, и все так выросли. Некоторые даже стали еще большими лопухами, чем я.

Пока продолжался этот ученый спор, Пыжик сидел на высокой ветке и вертел головой. Вдруг перед его носом пролетела стрекоза. Он хотел схватить попрыгунью, да сорвался с ветки. Сорвался, замахал крыльями и полетел. Да, да, полетел! Неровно, припадая то на одно, то на другое крыло, но полетел.

— Ай! Ай! — закричала чижиха. — Что ты делаешь! Ты же летишь! Ты разобьешься!

Но голос ее потонул в шуме.

— Еще рраз! Еще рраз! — затрещали в траве кузнечики.

— Четче! Четче! Четче! — закричали воробьи.

Пыжик снова взлетал, шлепался на землю, но упрямо рвался в воздух.

Все тут же бросились поздравлять чижиху.

— Ч-чудесно! Ч-чудесно! — защебетала соседка-синица. — Оччень, оччень способный!

— Еш-шобы, еш-шобы, — одобрительно жужжал шмель. — Первые в ж-ж-жизни шшаги, шшаги!

— Поздрр-ав-лаю! Поздрр-ав-лаю! — залаял дворовый пес Лука, который из будки все это видел. — Помню, когда впервые пошел Коля Пыжиков, сколько радости в доме было. Уж я-то знаю, как нелегко на двух задних ходить! Сам пробовал, сам… Да, много мне тогда вкусных вещей со стола перепало! — И он звучно облизнулся.

Чижиха успокоилась и, важно нахохлившись, обвела всех гордым взглядом: дескать, иначе и быть не могло, ведь это мой сын!

Она тут же решила послать повсюду телеграммы и полетела к кусту малины, где был главный паучий телеграф. Отсюда во все концы тянулась густая паутина. По ней передавались всякие новости.

Чижиха быстро настрочила телеграмму:

Но старый паучий телеграф перевирал все слова, и те, кто получили телеграмму, читали:

Всякий понимал это по-своему, и все радовались.

Прочитав слова «нада смазать», двери радостно заскрипели. Они решили, что все дверные завесы наконец-то будут смазаны.

Фикус, обнаружив в телеграмме слово «воду», захлопал своими широкими листьями. Он изнывал от жажды и думал, что его немедленно польют.

Мыши в подполье подняли радостную возню:

— Опасность миновала! — кричали одни. — У кота перекос лапы!

А другие кричали:

— В огороде выросла колбаса!

Один солдат Пешкин правильно расшифровал телеграмму. Он был опытным связистом и разгадывал телеграммы даже посложней, чем эта.

«Точно, у чижихи большая радость! — подумал Пешкин и тут же начал себя ругать: — Эх, и черствая я душа! Как же это до сих пор не навестил семью своего спасителя?! Нет мне за это прощения!.. Сейчас же пойду к генералу, попрошу увольнительную и лично принесу чижихе свои поздравления».

Он направился в штаб главного шахматного командования. Пешкин был любимым солдатом генерала, и тот его принял сразу.

— А-а, здравствуй, Пешкин. Как живешь? — сказал генерал, отрываясь от важных бумаг.

— Разрешите доложить, важное сообщение! — сказал солдат, приложив руку к пилотке и громко щелкнув о доску свинцовой пяткой.

— Докладывай.

— Свершилось, значит, товарищ генерал. Полетел Пыжик! Пичуга мала, а звезду догнала… Стало быть, птенец отличник летной подготовки! Вот как, товарищ генерал.

— Постой, дорогой, постой, — начал припоминать генерал. — Не тот ли самый птенец, отец которого…

— Он самый и есть. Так точно, — печально покачал головой Пешкин. Меня спас, сам погиб…

— Вспоминаю, вспоминаю, как же! Так чего же ты от меня хочешь?

— Да вот, навестить бы мне чижиху… Стало быть, увольнительную бы мне… вот что…

И тут Пешкин совершил ошибку. Генерал был стариком добрым, но увольнительные любил раздавать сам, а когда просили — отказывал. Он считал, что это необходимо для большей строгости, для авторитета.

— Увольнительной, дорогой, сегодня дать не могу. Сам понимаешь — положение шаховое. С минуты на минуту могут прийти Коля и Петя — и начнется война! Ясно?

— Так точно. Ясно! — отчеканил Пешкин. Что мог он еще сказать?

Но генерал и не думал совсем огорчать Пешкина. Он лукаво подмигнул ему, похлопал по плечу и произнес:

— А не лучше ли отшлепать чижихе поздравительную за моей, генеральской, подписью! А? Каково?

— Премного вами благодарны! — радостно рявкнул Пешкин.

И генерал послал чижихе телеграмму:

«ф-5» означало клепку на шахматной доске, где находился в это время генеральный штаб.

Телеграмма была немедленно доставлена чижихе и зачитана вслух. Чижиха еще больше надулась и заважничала.

Вдруг в небе что-то загудело, засвистело, и синеву прочертили длинные белые полосы. Потом эти полосы стали выписывать в небе восьмерки, круги и другие замысловатые фигуры.

А впереди этих полос, как серебряные самопишущие перья, неслись и сверкали острокрылые птицы.

Все в саду притихли и с удивлением уставились в небо.

— Чему вы удивляетесь? — сказала чижиха. — Разве не знаете — этот воздушный парад назначен сегодня в честь моего Пыжика!

Никто не стал возражать, а Пыжик запищал:

— Мама, мама, я тоже так хочу!

— Что ты, милый, так высоко? — ужаснулась чижиха. — Там холодно, ты простудишься! Это только люди могут так высоко и быстро летать, а ведь ты — птица… И вообще, на сегодня хватит. Ты устал. Пойдем лучше домой.

Соседка-синица пошла провожать чижиху.

Она ласково положила ей крыло на плечо и сказала:

— Ну, милая, скажу вам как мамаша мамаше: теперь у вас самое трудное… — и, помолчав секунду, добавила: — впереди!

— Да, — согласилась чижиха. — Конечно, когда ребенок начинает летать, покоя матери не знать, того и гляди, птенец залетит не туда, куда надо.

Глава седьмая

Пыжик знакомится с сыном важного индюка

Чижиха совсем потеряла покой. Ночью через каждый час просыпалась и лап-лап крылом — на месте ли сын. А Пыжик то и дело рвался из гнезда «Летать! Только бы снова летать! Все равно куда!» — других желаний у него не было.

И мать, не откладывая, начинала поучать сына:

— Сиди спокойно и слушай, что говорит мама. Наше птичье государство самое большое на свете: все небо наше, все леса и сады. Но запомни главное — в людские гнезда нам, птицам, залетать нельзя.

Она указала крылом на двухэтажное здание, которое стояло в глубине сада, и окна его были широко раскрыты. Это был дом, в котором жил Коля Пыжиков, жили шахматы. Чижиха вдруг содрогнулась, крепко зажмурила глаза и чуть не свалилась с ветки. Из окна выскочил кот Василий и шмыгнул в траву. Уж она-то его хорошо знала. Это от его лап погиб отец Пыжика.